Неточные совпадения
Нам должно было спускаться еще верст пять по обледеневшим скалам и топкому снегу, чтоб достигнуть станции Коби. Лошади измучились, мы
продрогли; метель гудела сильнее и сильнее, точно наша родимая, северная; только ее дикие напевы были печальнее, заунывнее. «И ты, изгнанница, — думал я, — плачешь о своих широких, раздольных степях! Там есть где развернуть холодные
крылья, а здесь тебе душно и тесно, как орлу, который с криком бьется о решетку железной своей клетки».
Он отскочил в сторону, личико его тревожно и радостно
дрожало, он размахивал руками, притопывал, точно собираясь плясать, полы его сюртука трепетали подобно
крыльям гуся, и торопливо трещал сухой голосок...
Между тем наступил вечер. Засветили лампу, которая, как луна, сквозила в трельяже с плющом. Сумрак
скрыл очертания лица и фигуры Ольги и набросил на нее как будто флёровое покрывало; лицо было в тени: слышался только мягкий, но сильный голос, с нервной
дрожью чувства.
Бабушка говорила робко, потому что все еще не знала, для чего прочла ей письма Вера. Она была взволнована дерзостью Марка и
дрожала в беспокойстве за Веру, боясь опасного поворота страсти, но
скрывала свое волнение и беспокойство.
Его пронимала
дрожь ужаса и скорби. Он, против воли, группировал фигуры, давал положение тому, другому, себе добавлял, чего недоставало, исключал, что портило общий вид картины. И в то же время сам ужасался процесса своей беспощадной фантазии, хватался рукой за сердце, чтоб унять боль, согреть леденеющую от ужаса кровь,
скрыть муку, которая готова была страшным воплем исторгнуться у него из груди при каждом ее болезненном стоне.
Он едва договорил и с трудом вздохнул, скрадывая тяжесть этого вздоха от Веры. Голос у него
дрожал против воли. Видно было, что эта «тайна», тяжесть которой он хотел облегчить для Веры, давила теперь не одну ее, но и его самого. Он страдал — и хотел во что бы то ни стало
скрыть это от нее…
— На грудь
Голову
скрыла мамаша,
Тяжко вздыхает,
дрожит —
И зарыдала…
Помилуйте! — говорю я, — разве можно иметь дело с людьми, у которых губы
дрожат, глаза выпучены и руки вертятся, как
крылья у мельницы?
— Чайку попьете? — вздрагивающим голосом спросила она. И, не ожидая ответа, чтобы
скрыть эту
дрожь, воскликнула...
— А посмотрите, нет, посмотрите только, как прекрасна, как обольстительна жизнь! — воскликнул Назанский, широко простирая вокруг себя руки. — О радость, о божественная красота жизни! Смотрите: голубое небо, вечернее солнце, тихая вода — ведь
дрожишь от восторга, когда на них смотришь, — вон там, далеко, ветряные мельницы машут
крыльями, зеленая кроткая травка, вода у берега — розовая, розовая от заката. Ах, как все чудесно, как все нежно и счастливо!
Санин увидал, что пальцы Джеммы
дрожали на ее коленях… Она и складки платья перебирала только для того, чтобы
скрыть эту
дрожь. Он тихонько положил свою руку на эти бледные, трепетные пальцы.
Он был очень взволнован, хотя и
скрывал это, голос у него
дрожал, когда он мне сказал: „Наконец-то, наконец-то вам лучше“.
У самой дороги вспорхнул стрепет. Мелькая
крыльями и хвостом, он, залитый солнцем, походил на рыболовную блесну или на прудового мотылька, у которого, когда он мелькает над водой,
крылья сливаются с усиками, и кажется, что усики растут у него и спереди, и сзади, и с боков…
Дрожа в воздухе как насекомое, играя своей пестротой, стрепет поднялся высоко вверх по прямой линии, потом, вероятно испуганный облаком пыли, понесся в сторону, и долго еще было видно его мелькание…
Услыхав это, Домна Осиповна, как ни старалась, не могла
скрыть своего волнения: у нее губы
дрожали и грудь волновалась.
— Разве он здесь? — спросила она, стараясь
скрыть внутреннее волнение; но голос ее
дрожал, губы слегка посинели…
У нее, как думала она, от скуки, досады, от напряженной улыбки и от неудобства, какое чувствовалось во всем теле, началась
дрожь в руках и ногах. И чтобы
скрыть от гостей эту
дрожь, она старалась громче говорить, смеяться, двигаться…
Под облаками, заливая воздух серебряными звуками,
дрожали жаворонки, а над зеленеющими пашнями, солидно и чинно взмахивая
крыльями, носились грачи.
Колени сжав, еврейка закричала,
Вздыхать,
дрожать, молиться начала,
Заплакала, но голубь торжествует,
В жару любви трепещет и воркует,
И падает, объятый легким сном,
Приосеня цветок любви
крылом.
Голос его, слабый и нежный тенор, начинал
дрожать, и в волнении, которое он старался
скрыть от окружающих, о. дьякон подносил к глазам платок и улыбался.
От устали мои
дрожали ноги;
Меж тем густой, поднявшися, туман
Долину
скрыл и горные отроги.
Горданов прыгнул к дрожкам, которые кучер из предосторожности отодвинул к опушке под ветви, но Жозефа на дрожках не было. Горданов позвал его. Жозеф не отзывался: он сидел на подножье
крыла, спустя ноги на землю и, весь
дрожа, держался за бронзу козел и за спицы колес. В этом положении открыл его Горданов и, схватив за руку, повлек за собою.
— Но вы, кажется, говорили с ним? — пошутил Я,
скрывая неприятную
дрожь холода, который вошел вместе с Магнусом.
Она, восемнадцатилетняя девочка, стояла, глядела в ноты и
дрожала, как струна, которую сильно дернули пальцем. Ее маленькое лицо то и дело вспыхивало, как зарево. На глазах блестели слезы, готовые каждую минуту закапать на музыкальные значки с черными булавочными головками. Если бы шёлковые золотистые волосы, которые водопадом падали на ее плечи и спину,
скрыли ее лицо от людей, она была бы счастлива.
Пришла и Варвара Васильевна. Было уже двенадцать часов. Молча пили чай, разговор не вязался. Все были вялы и думали о том, что по грязи, мокроте и холоду придется тащиться домой верст восемь. Варвара Васильевна, бледная, бодрилась и старалась
скрыть прохватывавшую ее
дрожь. Сергей и Шеметов сидели в облипших рубашках, взлохмаченные и хмурые, как мокрые петухи.
Это послание было одно из тех, от которых неопытную девушку бросает в одно время и в пламя и в
дрожь, от земли на небо, в атмосферу, напитанную амброю, розой и ядом, где сладко, будто под
крылом ангела, и душно, как в объятиях демона, где пульс бьется удвоенною жизнью и сердце замирает восторгами, для которых нет языка.
Луиза прижалась ко мне и
скрыла свое лицо на моей груди; сама баронесса
дрожала; побледневший пастор хотел было вывесть Елисавету из храма, но от одного вскрика ее оторопел.
И мгла исчезает, и тучи уходят,
Но, полное прошлой тревоги своей,
Ты долго вздымаешь испуганны волны,
И сладостный блеск возвращенных небес
Не вовсе тебе тишину возвращает;
Обманчив твоей неподвижности вид:
Ты в бездне покойной
скрываешь смятенье,
Ты, небом любуясь,
дрожишь за него.
Марья Дмитриевна продолжала еще несколько времени усовещивать Наташу и внушать ей, что всё это надо
скрыть от графа, что никто не узнает ничего, ежели только Наташа возьмет на себя всё забыть и не показывать ни перед кем вида, что что-нибудь случилось. Наташа не отвечала. Она и не рыдала больше, но с ней сделались озноб и
дрожь. Марья Дмитриевна подложила ей подушку, накрыла ее двумя одеялами и сама принесла ей липового цвета, но Наташа не откликнулась ей.